[an error occurred while processing the directive] |
[an error occurred while processing the directive]
3.3. Некоторые проблемы характеристики источников третейского
процесса
Современный период третейского судопроизводства был начат в 1991
г. с принятием Закона РФ "Об арбитражном суде"*(183).
В соответствии со ст. 7 этого Закона допускалось, что по соглашению
сторон возникший или могущий возникнуть экономический спор, подведомственный
арбитражному суду, до принятия к производству арбитражным судом
может быть передан на разрешение третейского суда. Эта единственная
статья закона устанавливала не столько правовые, сколько политические
предпосылки воссоздания третейских судов в России.
Важным политико-юридическим документом, на базе которого было сформулировано
отношение к третейским судам и их месту в юрисдикционной системе
России, стала Концепция судебной реформы в Российской Федерации.
В Концепции судебной реформы, в частности, в качестве позитивного
момента отмечался плюрализм деятельности третейских судов и подчеркивалась
необходимость создания третейских судов не только для каждого отдельного
случая, но и на постоянной основе*(184).
До принятия Федерального закона "О третейских судах в Российской
Федерации" (2002) существовали определенные проблемы в регулировании
деятельности третейских судов. Связано это было в том числе и с
тем, что правовое положение третейских судов регламентировалось
тремя законодательными актами - Приложением N 3 к Гражданскому процессуальному
кодексу РСФСР*(185), Временным положением о третейском суде для
разрешения экономических споров, утвержденным Верховным Советом
Российской Федерации 24 июня 1992 года*(186), и Законом РФ "О
международном коммерческом арбитраже"*(187). Однако, как отмечают
юристы, указанные законодательные акты не отвечали признакам системности
и комплексности, содержали разные положения по одним и тем же вопросам,
что дестабилизировало практику третейского разбирательства. Пробелы
в регулировании деятельности третейских судов в какой-то степени
восполнялись регламентами возникающих постоянно действующих третейских
судов, положениями об их деятельности, принимаемыми в качестве локальных
нормативных актов.
Исследователь проблем третейского разбирательства Е.А. Виноградова
отмечала, что "в ходе работы над локальными нормативными актами:
положениями о третейских судах, регламентами рассмотрения в них
споров и другими, стала очевидной недостаточность имеющихся и выполненных
в основном применительно к внешнеторговым третейским судам теоретических
разработок, содержащих мало научно обоснованных рекомендаций по
определению содержания названных локальных нормативных актов"*(188).
Таким образом, на момент проведения последней реформы судебной системы
(2002) существовала объективная потребность согласования двух законодательных
актов, регулирующих деятельность внутреннего третейского судопроизводства
и международного коммерческого арбитража.
Кроме того, в условиях отсутствия полноценного регулирования деятельности
третейских судов на федеральном уровне, в регионах (субъектах Федерации)
с провозглашением лозунга "берите столько суверенитета, сколько
хотите" возникла попытка урегулировать самые разнообразные
стороны общественной жизни, в том числе и третейское судопроизводство.
Следствием этого стало принятие, к примеру, Закона Республики Башкортостан
от 14 октября 1994 г. "О третейском суде"*(189). В Саратовской
области была сделана попытка принять законопроект "О третейских
судах Саратовской области"*(190). В юридической литературе
обсуждались вопросы о правомочности урегулирования третейского разбирательства
на уровне субъектов Федерации, причем, как правило, с благожелательных
позиций*(191).
В то же время аргументы критиков региональных законодательных актов
о третейских судах, с нашей точки зрения, не были всегда точными.
Так, В.Г. Пастухов писал о том, что поскольку третейские суды осуществляют
свою деятельность в рамках гражданского судопроизводства, которое
отнесено к исключительной компетенции Российской Федерации, то "принятие
региональных актов о третейском суде будет выглядеть по меньшей
мере странно"*(192). Однако деятельность третейских судов нельзя
рассматривать как составную часть гражданского судопроизводства.
Третейское судопроизводство - самостоятельное комплексное правовое
образование, которое хотя и взаимосвязано с гражданским (арбитражным)
процессуальным правом, но не является его составной частью. Следовательно,
аргументы, апеллирующие к ст. 71 Конституции Российской Федерации,
которая относит к исключительной компетенции Федерации гражданское
процессуальное право, в данном случае не могут быть положены в обоснование
разграничения компетенции федеральных и региональных властей в регулировании
третейского судопроизводства.
В настоящее время Федеральный закон "О третейских судах в Российской
Федерации" является основным законодательным актом, регулирующим
порядок образования и деятельности третейских судов в Российской
Федерации. Кроме того, данным законодательным актом регламентированы
столь важные вопросы, как исполнение решений, принимаемых третейскими
судами, и вопросы определенных государственных гарантий работы третейских
судов, без чего не может быть эффективной деятельности данного правового
института, призванного в альтернативном порядке разрешать правовые
споры, возникающие между субъектами гражданского оборота.
В то же время законодательство о третейских судах, третейском судопроизводстве
и исполнении решений третейских судов состоит и из норм, содержащихся
в иных федеральных законах, регулирующих те или иные вопросы третейского
разбирательства и порядка исполнения решений, принимаемых третейскими
судами на территории Российской Федерации. К таким законам относятся
прежде всего Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации*(193)
и Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации*(194).
Так, в АПК РФ вопросам третейского судопроизводства (точнее, вопросам
оспаривания решений третейских судов и порядка их принудительного
исполнения путем выдачи компетентными государственными судами исполнительных
листов) посвящены гл. 30 и 31. Вопросы третейского судопроизводства
регулируются в ГПК РФ в гл. 45, 46 и 47. Между Федеральным законом
"О третейских судах в Российской Федерации" и процессуальными
кодексами существует прочная связь, суть которой заключается в том,
что реализация положений, установленных законодательством о третейских
судах, невозможна без инкорпорирования в этот нормативный правовой
акт институтов, предусмотренных как арбитражным, так и гражданским
процессуальным кодексом. Прежде всего это касается правового механизма,
обеспечивающего реализацию решений, принимаемых третейским судом,
а также оспаривания решений третейского суда. С другой стороны,
законодательство, регулирующее деятельность третейских судов, осуществляет
экспансию в процессуальное законодательство, что проявляется в установлении
правил, по которым проходит процедура признания оснований для принудительной
реализации их решений. Вместе с тем можно констатировать, что как
законодательство о третейских судах, так и гражданско-процессуальное
(арбитражно-процессуальное) законодательство содержат положения,
дублирующие друг друга. Нормы Федерального закона "О третейских
судах в Российской Федерации" и нормы гражданского (арбитражного)
процессуального законодательства фактически текстуально дублируют
друг друга в части урегулирования оснований оспаривания решений
третейских судов и принудительного исполнения решений третейских
судов (причем как внутреннего, так и международного). Это свидетельствует
об избыточности правовой регламентации по указанным вопросам.
В то же время при наличии избыточности в правовом регулировании
одних и тех же вопросов можно отметить и неоправданные различия
при регламентации одинаковых правовых институтов в АПК РФ, с одной
стороны, и в ГПК РФ, с другой стороны. Так, например, в ст. 148
АПК РФ право заявить о наличии третейского соглашения предоставлено
обеим сторонам процесса, в то время как в ст. 222 ГПК РФ такое право
предоставлено только ответчику. В литературе отмечается, что различный
правовой режим этого субинститута неоправданно ставит в неравное
положение участников процесса*(195). Таким образом, наличие различных
процессуальных кодексов провоцирует различные правовые режимы для
ситуаций, которые должны регулироваться одинаковыми методами.
Более того, существуют и прямые противоречия между Федеральным законом
"О третейских судах в Российской Федерации" и процессуальными
кодексами. Так, в соответствии с п. 5 ст. 45 упомянутого закона
в том случае, если заявление о выдаче исполнительного листа подано
с пропуском установленного срока либо без приложения всех необходимых
документов, компетентным государственным судом выносится определение
о возвращении заявления без рассмотрения. В то же время согласно
ч. 4 ст. 237 АПК РФ заявление о выдаче исполнительного листа на
принудительное исполнение решения третейского суда, поданное с указанными
нарушениями, оставляется без движения либо возвращается лицу, его
подавшему (аналогичное правило установлено в ч. 4 ст. 424 ГПК РФ).
В литературе эту коллизию предлагается решать в пользу процессуальных
кодексов*(196). Подобный подход представляется оправданным, поскольку
основан на приоритете в данном случае процессуальных кодексов, регламентирующих
деятельность государственных судей по приему заявлений о принудительном
исполнении решений третейского суда. В то же время указанное противоречие,
несомненно, должно быть устранено, поскольку оно дестабилизирует
целостность нормативной системы регулирования деятельности третейских
судов. Но с точки зрения концепции законодательства предложение
об устранении такого противоречия оказывается не столь значимым
(оно естественно). Более важным подобного рода противоречие оказывается
в ином аспекте - оно свидетельствует о концептуальных просчетах
при конструировании законодательства.
Оценка взаимосвязи между законодательством о третейских судах и
процессуальным законодательством, регламентирующим деятельность
компетентных государственных судов, важна не только с теоретической,
но и с сугубо практической точки зрения. К примеру, возникает вопрос
- а возможно ли применение третейскими судами норм процессуального
законодательства, регулирующих деятельность государственных судов
(судов общей юрисдикции и арбитражных судов) в том случае, если
аналогичные процедуры не урегулированы Федеральным законом "О
третейских судах в Российской Федерации"? Подобная проблема
обсуждалась в юридической литературе, посвященной международному
коммерческому арбитражу. На этот счет высказывались отличающиеся
точки зрения. Например, В.С. Поздняков полагает, что "ни законодательство
о судоустройстве, ни процессуальное законодательство Российской
Федерации, в частности ГПК РСФСР и АПК РФ, к международному коммерческому
арбитражу не применяются"*(197). Р.А. Петросян, ссылаясь на
практику Международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной
палате Российской Федерации, пишет о том, что это положение при
рассмотрении конкретного дела нашло отражение с некоторыми дополнениями:
"В деле N 2/1995 состав арбитража, установив, что ГПК РСФСР
и АПК РФ не имеют прямого отношения к МКАС, где ведение разбирательства
определяется нормами законодательства, не предусматривающего связанность
третейского суда их положениями, вместе с тем посчитал, что это
не исключает возможности для арбитров в рамках предоставленного
им законом усмотрения разрешать соответствующие вопросы сообразно
общим процессуальным положениям"*(198). Эта же проблема встает
и при оценке соотношения правил, устанавливаемых Федеральным законом
"О третейских судах в Российской Федерации", с одной стороны,
и норм, установленных процессуальным законодательством, с другой
стороны.
Представляется, что ответы на вопросы, фокусирующиеся в данной проблеме,
должны даваться с учетом следующего. Во-первых, поскольку приоритетным
для развития третейского процесса является соглашение, достигнутое
сторонами, то, если стороны прямо предусмотрели необходимость применения
в ходе третейского разбирательства норм процессуального законодательства,
это означает, что третейский суд, будучи связан этим соглашением,
обязан применять таковые правила. Во-вторых, если стороны в третейском
соглашении не оговорили возможность применения каких-либо правил,
в том числе и регулирующих деятельность государственных судов, то
третейский суд, в случае отсутствия соответствующих норм в Федеральном
законе "О третейских судах в Российской Федерации", вправе
обращаться к соответствующим нормам процессуального законодательства,
регулирующим сходные правоотношения, но в пределах того усмотрения,
ограниченность которого диктуется диспозитивным характером процессуальных
взаимоотношений сторон. При этом обращение третейского суда к нормам
процессуального законодательства должно быть таким, чтобы обеспечивать
обеим сторонам третейского разбирательства возможность использовать
соответствующие процессуальные права, так же как в равной мере быть
носителями одинаковых процессуальных обязанностей.
В свою очередь наличие такой взаимной связи между процессуальным
законодательством и Федеральным законом "О третейских судах
в Российской Федерации" является основанием для вывода, который
делается А.Г. Светлановым: "Автономность третейского суда и
его негосударственный характер не дают оснований исключить третейский
суд вообще и международный коммерческий арбитраж в частности как
институт из сферы процессуального права"*(199). Однако к высказанному
замечанию следует добавить, что некоторые нормы Федерального закона
"О третейских судах в Российской Федерации" выходят за
рамки собственно процессуальных конструкций и находятся в плоскости
гражданско-правовых отношений. Поэтому правомерен вывод, к которому
приходит А.В. Цихоцкий: "Процессуальное законодательство содержит
и "мозаичные включения" частноправовых положений, количество
которых в условиях рыночной экономики приобретает тенденцию к росту"*(200).
Именно нормы материального характера, нормы частноправовой направленности
и создают своеобразие института третейского разбирательства как
процедуры разрешения частноправовых споров.
Таким образом, Федеральный закон "О третейских судах в Российской
Федерации" является нормативным актом, в целом тяготеющим к
процессуальному законодательству цивилистической направленности
(гражданское процессуальное право, арбитражное процессуальное право).
Однако этим же законом делаются весьма существенные идейно-правовые
изъятия из принципов процессуального права цивилистической направленности.
Главным образом эти изъятия касаются правовых конструкций, предоставляющих
сторонам правовую возможность самостоятельно определять правила
третейского разбирательства. Это, в свою очередь, ставит под вопрос
возможность квалификации всего массива норм Федерального закона
"О третейских судах в Российской Федерации" в качестве
процессуальных, поскольку процессуальные правила есть следствие
реализации публично-правовых интересов, которые не зависят от усмотрения
непосредственных сторон спорного правоотношения. Возможность определять
правила третейского разбирательства на основе усмотрения сторон,
независимого от воли публичной власти, переводит квалификацию соответствующих
правоотношений в договорную плоскость, т.е. в плоскость гражданско-правовых
отношений, регулируемых на основании принципа диспозитивности, свободы
выбора. Все вышеизложенные соображения дают основания для вывода
о своеобразном характере отношений, возникающих в сфере третейского
разбирательства. Особенностью этих отношений является то обстоятельство,
что в этих отношениях неразрывным образом переплетаются как нормы
публично-правовой направленности, так и нормы частноправовой направленности,
совокупность которых и порождает феномен третейского процесса, в
рамках которого происходит разбирательство споров между субъектами
гражданского оборота. Это разбирательство происходит на частной
основе, но его эффективность обеспечивается в том числе и государственно-правовыми
механизмами, которые включаются, когда один из участников разрешаемого
спора уклоняется от добровольного исполнения принятого третейским
судом по делу решения. Именно поэтому в юридической литературе обосновывается
тезис о том, что в качестве источника третейского процесса выступают
не только законы, но и регламенты и даже соглашения сторон*(201).
С точки зрения эффективности правового регулирования важным юридико-техническим
приемом является сведение всех норм, регулирующих данную сферу отношений,
в одном законодательном акте. Высшей формой концентрации норм, регулирующих
ту или иную сферу однородных отношений, является кодификация. Принятие
кодекса, как правило, является формальным признаком существования
отрасли права (хотя в ряде случаев это, конечно, не так). Однако
при квалификации феномена третейского разбирательства, как уже подчеркивалось
выше, было бы преждевременно говорить о наличии отдельной отрасли
правового регулирования. Следовательно, с юридико-технической точки
зрения, равно как с точки зрения исторических традиций, нет оснований
для кодификации норм о третейском разбирательстве. Регулирование
третейского разбирательства в настоящее время целесообразно осуществлять
на основании соответствующих федеральных законов.
Итак, основными источниками регулирования третейского процесса в
Российской Федерации являются четыре нормативных акта - Закон РФ
"О международном коммерческом арбитраже", Федеральный
закон "О третейских судах в Российской Федерации", Арбитражный
процессуальный кодекс Российской Федерации, Гражданский процессуальный
кодекс Российской Федерации. Кроме того, в Гражданском кодексе Российской
Федерации существуют нормы, значение которых трудно переоценить.
Речь идет о ст. 10 и 11, которые уравнивают третейский суд с государственным
судом в обеспечении защиты нарушенных или оспариваемых гражданских
прав. Хотя формулировка ГК РФ имеет весьма абстрактный характер
и не раскрывает механизмов такой защиты, она оказывается весьма
значимой с точки зрения правовой политики, предусматривающей возможность
альтернативной государственной системы разбирательства и разрешения
гражданско-правовых споров. Конечно, "уравнивание" в правах
третейского суда с государственными судами имеет весьма условный
и относительный характер, но в контексте выстраивания единой юрисдикционной
системы вышеприведенные нормативные положения имеют чрезвычайно
важное значение. Третейский суд, создаваемый частными лицами, признается
государством в качестве органа защиты субъективных гражданских прав.
Таким образом, государство делегирует определенные публично значимые
функции третейским судам, которые хотя и рассматривают споры гражданско-правового
характера, но вместе с тем играют определенную роль в обеспечении
стабильности гражданского оборота и правопорядка в государстве в
целом.
Что касается Закона РФ "О международном коммерческом арбитраже",
то этот закон создает базу для расширения круга источников третейского
разбирательства и применимого третейскими судами права. Так, согласно
п. 1 ст. 28 упомянутого закона третейский суд разрешает спор в соответствии
с такими нормами права, которые стороны избрали в качестве применимых
к существу спора. Это означает, что стороны вправе применять не
только правовые нормы какой-либо национальной системы, но и такие
международно-правовые документы, как, например, принципы УНИДРУА*(202).
Нормы, регулирующие третейское разбирательство, содержатся не только
в "базовых" законах. Обусловлено это тем, что законодатель
в "профильных" законах не установил исчерпывающий перечень
гражданско-правовых споров, подпадающих под юрисдикцию третейских
судов. Таким образом, при регулировании гражданско-правовых отношений
в той или иной сфере, равно как и при определении способов защиты
гражданских прав в тех или иных сферах, законодатель принужден оговаривать
и возможность заинтересованных лиц прибегать к такому способу защиты
гражданских прав, как третейское разбирательство.
Нормы, регулирующие третейское разбирательство, а также порядок
реализации решений третейских судов, устанавливаются целым рядом
иных законодательных актов. К примеру, нормы о третейском суде содержатся
в: Водном кодексе РФ (ст. 64), Кодексе внутреннего водного транспорта
РФ (ст. 128-129), Трудовом кодексе РФ (ст. 404), Законах РФ "О
товарных биржах и биржевой торговле" (ст. 30), "О правовой
охране программ электронных вычислительных машин и баз данных"
(ст. 18), "Об организации страхового дела" (ст. 35), "О
недрах" (ст. 50), "О залоге" (ст. 28), "Об авторском
праве и смежных правах" (ст. 49), "О торгово-промышленных
палатах в Российской Федерации" (ст. 12), "О правовой
охране топологий интегральных микросхем" (ст. 11), Федеральных
законах "О закупках и поставках сельскохозяйственной продукции,
сырья и продовольствия для государственных нужд" (ст. 8), "О
природных лечебных ресурсах, лечебно-оздоровительных местностях
и курортах" (ст. 17), "О соглашениях о разделе продукции"
(ст. 22), "О рынке ценных бумаг" (ст. 15), "Об участии
в международном информационном обмене" (ст. 21), "Об исполнительном
производстве" (п. 1 ст. 7), "О государственной регистрации
прав на недвижимое имущество и сделок с ним" (ст. 28), "Об
ипотеке (залоге недвижимости)" (ст. 25), "Об иностранных
инвестициях" (ст. 10), "Об информации, информатизации
и защите информации" (ст. 23), "Об оценочной деятельности",
Земельном кодексе РФ и др.*(203) Указанные нормативные правовые
акты, как правило, оговаривают возможность субъектов регулируемых
этими законами правоотношений обратиться в третейский суд с иском
о разрешении могущего возникнуть спора на основании соответствующего
третейского соглашения. Такая юридическая возможность является альтернативой
разрешения правовых споров, осуществляемого компетентными государственными
судами (судами общей юрисдикции и арбитражными судами).
Вместе с тем следует подчеркнуть, что такое регулирование имеет
эпизодический характер и, по сути, предстает своего рода мозаичными
вкраплениями в систему правового регулирования третейского процесса.
В целом нормы, содержащиеся в указанных законодательных актах, не
оказывают существенного влияния на регулирование отношений в сфере
третейского разбирательства, которое (регулирование) базируется
на концепции двух основных законодательных актов - Закона РФ "О
международном коммерческом арбитраже" и Федерального закона
"О третейских судах в Российской Федерации".
Новейшая история российского права зафиксировала случаи, когда попытки
урегулирования вопросов третейского разбирательства предпринимались
и органами исполнительной власти государства. Так, например, в соответствии
с Указом Президента Российской Федерации от 31 августа 1995 г. N
889 "О порядке передачи в залог акций, находящихся в федеральной
собственности"*(204) допускалась передача рассмотрения соответствующих
споров третейскому суду. В Указе Президента был приведен текст третейской
оговорки о рассмотрении споров в Третейском суде при Торгово-промышленной
палате Российской Федерации. Появление норм о возможности передачи
подобной категории споров на рассмотрение Международного коммерческого
арбитражного суда при Торгово-промышленной палате Российской Федерации
(если стороной являлось иностранное юридическое лицо или предприятие
с иностранными инвестициями) и на рассмотрение Третейского суда
для разрешения экономических споров при Торгово-промышленной палате
Российской Федерации (если стороной являлось юридическое лицо, зарегистрированное
в государствах-участниках Содружества Независимых Государств, либо
российское юридическое лицо без иностранного участия) было довольно
уникальным для российской правовой системы явлением. Вместе с тем
на рассмотрение третейских судов допускалась передача только споров,
возникающих в связи с исполнением, изменением или расторжением договоров
комиссии. Таким образом, споры, связанные с заключением этих договоров
или их недействительностью, не могли быть предметом рассмотрения
указанных третейских судов.
Источниками регулирования третейского разбирательства на территории
Российской Федерации является ряд соглашений, связанных с участием
России в Содружестве Независимых Государств. В соответствии с Соглашением
о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной
деятельности (Киевское соглашение от 20 марта 1992 г., ст. 4)*(205),
Конвенцией о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским,
семейным и уголовным делам (Минская конвенция 1993 г., ст. 20-23)*(206)
предусмотрены правила разрешения споров с участием субъектов частного
права договорившихся государств. Одно из основных направлений регулирования
в данных межгосударственных актах заключается в предоставлении заинтересованным
лицам возможности самим определить способ и порядок разрешения споров.
Причем заинтересованные лица ориентируются указанными нормативными
актами именно на договорную подсудность, когда спор может быть разрешен,
с одной стороны, в компетентном государственном суде, но, с другой
стороны, при наличии третейского соглашения - третейским судом.
Продолжает свое действие Конвенция о разрешении арбитражным путем
гражданско-правовых споров, вытекающих из отношений экономического
и научно-технического сотрудничества, подписанная в Москве 26 мая
1972 г. Эта конвенция предусматривает обязательную подсудность споров
хозяйственных организаций стран-участниц арбитражным судам при Торговой
палате в стране ответчика или по договоренности в третьей стране
- участнице конвенции. В литературе отмечается, что в настоящее
время конвенция во многом не отвечает новым экономическим реалиям
и утвердившимся в бывших странах СЭВ правовым принципам свободы
воли сторон, что делает применимость конвенции на практике проблематичной*(207).
Вместе с тем конвенция как источник регулирования споров не утратила
своего значения. Так, по одному из дел, находившихся в производстве
Третейского суда при Торгово-промышленной палате Санкт-Петербурга,
третейский суд не признал себя компетентным рассматривать спор между
российской коммерческой организацией (истцом) и монгольской компанией
(ответчиком), мотивируя это тем, что упомянутая конвенция предусматривает
обязательную подсудность споров арбитражным судам при Торговой палате
в стране ответчика или по договоренности в третьей стране*(208).
В контексте проблемы источников следует различать источники правового
регулирования третейского разбирательства (которые были проанализированы
выше) и источники применения третейским судом норм права при разрешении
споров. Поскольку третейские суды рассматривают гражданско-правовые
споры, то делают они это на основе норм гражданского законодательства.
В п. 1 ст. 6 Федерального закона "О третейских судах в Российской
Федерации" указана иерархия нормативных правовых актов, которые
применяются третейским судом при разрешении споров. В литературе
обращалось внимание на некорректность формулирования указанной нормы*(209).
Связано это с тем, что среди источников применения третейским судом
норм права указаны нормативные правовые акты, принимаемые субъектами
Российской Федерации и органами местного самоуправления. Между тем
в соответствии с конституционными установлениями гражданское законодательство
отнесено к сфере исключительной компетенции федеральных органов.
Следовательно, акты, принимаемые региональными органами власти и
содержащие гражданско-правовые нормы, не могут выступать в качестве
источников разрешения гражданско-правовых споров, которые отнесены
к компетенции третейских судов. В то же время, как справедливо отмечает
профессор Е.А. Суханов, в нормативных актах, принимаемых субъектами
Российской Федерации и органами местного самоуправления, могут содержаться
нормы административно-правового или иного публично-правового характера,
которые в некоторых случаях могут служить основанием для отдельных
выводов и положений, имеющих значение для разрешения конкретного
спора в третейском суде*(210).
Третейское разбирательство как способ разрешения гражданско-правового
спора отличают от арбитража по техническим вопросам. Между тем в
практике, как отмечают исследователи, имеет распространение неверное
представление о "технических" третейских судах как подпадающих
под законодательное регулирование третейского суда для разрешения
правовых споров, в том числе и в части исполнения принимаемых решений*(211).
Однако следует иметь в виду, что "технический" арбитраж
не решает вопросов права, т.е. тех вопросов, которые призван разрешать
третейский суд.
В некоторых случаях, например по вопросам доброкачественности товара,
такой технический арбитраж выполняет функции экспертизы, служащей
предпосылкой для разрешения споров в государственном или третейском
суде. Как пишут Л.А. Лунц и Н.И. Марышева, технический арбитраж
в свое время приобрел большое значение в связи с контрактами на
выполнение строительных, проектных, опытно-конструкторских, научно-технических
работ и по договорам о передаче и использовании новаторских достижений*(212).
Однако что касается "споров технического характера, возникающих
при исполнении какого-либо контракта, то поскольку спор не является
правовым, рассматривающий его третейский суд вообще не подпадает
под правовое регулирование организации и деятельности третейского
суда для разрешения правовых споров, а вынесенные решения не подлежат
исполнению в принудительном порядке через государственные юрисдикционные
органы, они всецело основаны на авторитете принявших такое решение
специалистов - третейских судей"*(213).
[an error occurred while processing the directive]
|
|